https://languagejournal.spbu.ru/issue/feedВестник Санкт-Петербургского университета. Язык и литература2024-01-25T01:32:30+03:00Полубояринова Лариса Николаевнаvestnik09@spbu.ruOpen Journal Systems<p>«Вестник Санкт-Петербургского университета. Язык и литература» — научно-теоретический журнал, публикующий научно-исследовательские статьи и критические научные рецензии на русском и английском языках, призванные отразить актуальную проблематику современной лингвистики, литературоведения и междисциплинарных гуманитарных исследований, а также представить многообразие существующих здесь подходов и плюрализм мнений исследователей.</p>https://languagejournal.spbu.ru/article/view/17547Стихотворения-каталоги в поэзии Х.М.Энценсбергера2023-12-18T18:43:12+03:00Татьяна Николаевна Андреюшкинаandr8757@mail.ru<p>Целью статьи является анализ видов каталогизации и разнообразных субжанров каталога в поэзии немецкого поэта, драматурга и прозаика Х.М.Энценсбергера (1929–2022). Материалом анализа послужили сборники поэта 1957–2013 гг. Методами исследования стали культурно-исторический, сравнительно-сопоставительный, системный и структурный подходы. В статье впервые прослежены такие приемы каталогизирования лирического материала, как название, указывающее на каталогизацию, ряды барочных метафор в стихотворениях-каталогах Энценсбергера, произвольное перечисление как пример алогичности явлений/действий, анафорические повторы личных местоимений как способ организации лирического каталога, диалог как прием лирической каталогизации, кумулятивный эффект в стихотворениях-каталогах. Показано, как стилистические приемы (повтор, градация, кумуляция, климакс, анафора и др.) определяют структуру текста, что позволяет отнести его к каталогу с типичным для него описательно-перечислительным характером. Рассмотрены такие субжанры каталога, как инвентаризация, эмблема-загадка, диалог, стихотворения о временах года и суток, хвалебная песня, завещание, поэтологический каталог. С одной стороны, Энценсбергер опирается на европейскую, в частности немецкую, традицию в использовании жанров, восходящую как к культуре древнего мира, так и к народному творчеству (заговорам, песням, плачам, диалогам), где проявляется описательно-перечислительный характер текста, определяющий его структуру. Лирический каталог сродни и религиозным стихам, в которых преобладала номинализация (многократные восторженные определения Бога и Богоматери, перечисление грехов или добродетелей и т. д.). С другой стороны, Энценсбергер подвергает традиционные жанры трансформации и контаминации.</p>2023-12-13T00:00:00+03:00Copyright (c) 2023 Татьяна Николаевна Андреюшкинаhttps://languagejournal.spbu.ru/article/view/17548«Случай на мосту через Совиный ручей» Амброза Бирса и «Катастрофа» Владимира Набокова: проблема влияния2023-12-18T18:43:27+03:00Андрей Алексеевич Аствацатуровa.astvatsaturov@spbu.ru<p>Статья посвящена проблеме влияния американского писателя Амброза Бирса на раннее творчество Владимира Набокова. В ряде набоковских текстов («Катастрофа», «Пильграм», «Совершенство», «Соглядатай») присутствуют сюжетные ходы, мотивы и образы, заимствованные из программного рассказа Бирса «Случай на мосту через Совиный ручей». В настоящей статье внимание будет целиком сосредоточено на рассказе Владимира Набокова «Катастрофа», где присутствие Амброза Бирса проявляется со всей очевидностью. Оно было отмечено рядом исследователей, однако проблема не получила должной разработки. Набоков заимствует у Бирса прием ложного сюжетного хода, который в дальнейшем русский автор будет активно использовать в своих зрелых произведениях. Вопрос о влиянии Бирса на раннего Набокова не исчерпывается обозначением этого заимствования. Прежде всего, оба автора в своих текстах обращаются к ранней романтической традиции. В их рассказах главное действующее лицо предпринимает романтическое по своему духу путешествие, которому сопутствуют воспоминания о романтической возлюбленной и мистическое озарение, связанное со стремлением героя-странника проникнуть сквозь земную материю в область бесконечного духа. Мистическое озарение, которое переживает персонаж Набокова, строится по той модели, которую предлагает Бирс. Оба автора, нарративизируя мистическое озарение, используют романтические клише, цитаты из программных романтических текстов и прибегают к иронии. Однако Бирс в данном случае оказывается более прямолинейно сатиричен, нежели Набоков. В статье также рассматривается система образов, которые Набоков берет у Бирса. Это петля (веревка), звезды, мост и молния. Образы трансформируются в рассказе Набокова в узоры повторяющихся знаков, которые используются им для создания собственной художественной реальности. Выявленные параллели позволяют сделать вывод о том, что рассказ Набокова «Катастрофа» написан под непосредственным влиянием Бирса.</p>2023-12-13T00:00:00+03:00Copyright (c) 2023 Андрей Алексеевич Аствацатуровhttps://languagejournal.spbu.ru/article/view/17554Сквозь призму эстетики. Наполеоновский миф у Гёте и Ницше2023-12-18T18:43:45+03:00Алексей Львович Вольскийmail@herzen.spb.ru<p>Рецепция Наполеона в Германии осуществлялась под знаком эстетического мифа. Под эстетическим мифом понимается совокупность теорий, концепций и текстов культуры, в основании которых лежит идея преображения мира посредством художественного творчества. Начиная с эпохи романтизма, эстетический миф определяет специфику немецкого дискурса культуры, в котором преобладают проблемы эстетики, философии искусства, формируется учение о гениальности, а художник становится центральным образом литературы. Одним из проявлений экспансии эстетического мифа является его вторжение в сферу политики, повлиявшее на культурную рецепцию политических фигур. Нередко вопреки историко-политической реальности великие немецкие поэты и философы видят в Наполеоне не тирана или захватчика, но прежде всего гениальнуюличность, «художника новой Европы», транспонируя категорию гениальности из сферы искусства в сферу политики. И.В.Гёте усматривает в Наполеоне «квинтэссенцию человеческого», которое воспринимается сквозь призму двух эстетических идей: идеи гениальности и идеи возвышенного. В русле этих идей Гёте размышляет над тайной демонизма Наполеона, причинами его триумфальных побед и трагических поражений. Ф.В.Ницше видит в Наполеоне историческое предвосхищение грядущего сверхчеловека. Политическая деятельность Наполеона осмысляется Ницше как аналог и продолжение немецкого искусства, реинкарнация преодолевающего современный немецкий декаданс древнего германского духа. В отличие от национальной и становящейся все более националистической империи Отто фон Бисмарка всеевропейская империя Наполеона, по мнению Ницше, была основана на принципах космополитизма, который больше соответствует универсализму немецкого духа.</p>2023-12-14T00:00:00+03:00Copyright (c) 2023 Алексей Львович Вольскийhttps://languagejournal.spbu.ru/article/view/17564Специфика культурного трансфера в художественном переводе (на материале русских и армянских переводов британской литературной классики)2023-12-18T18:43:49+03:00Луиза Ареговна Гаспарянluisa.gasparyan83@gmail.comЛариса Николаевна Полубояриноваl.poluboyarinova@spbu.ru<p>В статье впервые предпринимается попытка проанализировать в сравнительном ключе ситуацию трансфера британской литературной классики в Россию и Армению в XIX–XX вв. на материале армянских и русских переводов романа Ч.Диккенса «Приключения Оливера Твиста». Обозначается спектр вопросов, связанных с изучением специфики художественного перевода в свете парадигмы культурного трансфера. В качестве близко родственных парадигме культурного трансфера анализируется восходящая к В.Беньямину идея «перевода как насилия» и концепция переводческого «скопоса». Дается характеристика армянской национальной культуры как преимущественно ориентированной на культурный трансфер и феномен перевода. Очерчивается ситуация «встречного движения», благоприятствовавшая в Армении конца XIX в. активной рецепции наследия Диккенса как «классика», литературная репутация которого уже утвердилась в российском литературном поле, что способствовало «посреднической» роли русских переводов в Армении. Делается вывод о том, что как социокультурный контекст ранневикторианской Англии в его конкретике, так и показательная для британской литературы той поры топика в достаточной и почти равной мере чужды принимающему контексту России и Армении, артикулировавших собственный «коммуникативный запрос» на Диккенса и формировавших «репутационный фон» автора в существенно ином социокультурном и геополитическом узусе. В то же время действует фактор армянской национальной специфики, проявляющийся в том числе в повышении «градуса оптимизма» переводимых текстов — явления, для русских переводов менее показательного.</p>2023-12-15T00:00:00+03:00Copyright (c) 2023 Луиза Ареговна Гаспарян, Лариса Николаевна Полубояриноваhttps://languagejournal.spbu.ru/article/view/17565Ускользающие смыслы перевода: сонет Ж. де Нерваля «El Desdichado» из цикла «Химеры»2023-12-18T18:43:52+03:00Екатерина Евгеньевна Дмитриеваkatiadmitrieva@mail.ru<p>Изучение инверсии смысла, неминуемо происходящей при переводе, стало в последние десятилетия одним из приоритетных направлений как отечественной, так и мировой компаративистики. Проблематика эта легла в основу теории культурного трансфера, которая начала разрабатываться с середины 1980-х гг. в среде французских историков-германистов, распространившись впоследствии и на иные области гуманитарного знания. Представление о том, что всякое усвоение культурного феномена есть уже само по себе перевод на иной культурный язык, при котором что-то изменяется в принимающей культуре, но непременно что-то изменяется и в культуре воздействующей, давно уже заставило перевести вопрос о влияниях и заимствованиях в плоскость изучения самого механизма функционирования культур. Методология культурного трансфера, приучившая нас видеть явление скорее позитивное в тех трансформациях смысла, которые происходят при непосредственном переводе с одного языка на другой, заретушировало вопрос об «археологической» стороне данного феномена, уже давно получившей в науке обозначение «обратный перевод». Статья посвящена анализу первого из сонетов, входящих в стихотворный цикл Ж. де Нерваля «Химеры». Подробный разбор интертекстуальных аллюзий, которые скрывает в себе предельно герметичный со- нет «El Desdichado», сопровождается параллельным разбором двух редакций перевода данного сонета на русский язык, выполненных Н.Я.Рыковой и Ю.М.Денисовым. Несмотря на высокое качество перевода, метод «медленного чтения» сонета показывает, насколько при переводе, даже, казалось бы, наиболее близком оригиналу, смысловые траектории оригинального и переводных текстов расходятся. Подобный сравнительный анализ позволяет реактуализировать выдвинутую Александром Михайловым в 1990-е гг. идею обратного перевода, который оказывается совершенно необходим при чтении и восприятии в особенности переводной поэзии.</p>2023-12-15T00:00:00+03:00Copyright (c) 2023 Екатерина Евгеньевна Дмитриеваhttps://languagejournal.spbu.ru/article/view/17567Зачем читать о животных: к вопросу о становлении жанра автобиографии животного в британской литературе XVIII–XIX вв.2024-01-25T01:32:30+03:00Марина Владимировна Иванкиваm.ivankiva@spbu.ru<p>Статья представляет анализ генезиса автобиографии животного в английской литературе рубежа XVIII–XIX вв., жанра, который, появившись в круге взрослого чтения, скоро занял центральное место в поле детской литературы. Возникновение, становление и эволюция жанра рассматриваются в трех контекстах. Идеи А.Смита и Д.Юма, педагогические учения Дж.Локка и С.Триммер, а также исследование А.Аалтолы в области зооэтики формируют центральные философские категории нового жанра: сентиментальное чувствование, симпатия, забота о благополучии другого живого существа. Автобиографическое повествование о животном рассматривается в контексте романной культуры XVIII в. Сопоставление автобиографии животного с популярным в XVIII в. типом романа о приключении вещи (it-narrative, novel of circulation) актуализирует проблематику одушевленного/неодушевленного рассказчика. Эволюция жанра прослеживается на материале трех произведений, в которых повествование ведется от лица зверя: «Жизнь и прогулки мыши» Д.Килнер, «Приключения ослика» А.Аргус, «Черный Красавчик» А.Сьюэлл. Так как авторами подобных автобиографий стали преимущественно женщины, на которых возлагалась забота о детях, третьим направлением анализа становится женский биографический текст и женские нарративные стратегии в жизнеописаниях. Написанные более двух столетий назад женщинами, которые присваивали себе голоса животных и говорили об их благополучии, автобиографии осмысляются в терминах экофеминистской критики, animal studies и human-animal studies. Делается вывод о том, что данный жанр можно назвать просвещенческим проектом, который обладал и до сих пор обладает не только дидактической, но и эмансипаторной функцией.</p>2023-12-15T00:00:00+03:00Copyright (c) 2023 Марина Владимировна Иванкиваhttps://languagejournal.spbu.ru/article/view/17568«Музыкальность» модернистской прозы: к генезису и типологии форм (часть 1)2023-12-18T18:43:58+03:00Вера Владимировна Котелевскаяvvkotelevskaya@sfedu.ru<p>В статье рассматривается явление интермедиального диалога, литературно-музыкальный трансфер, в результате которого изменилось само представление о жанре романа и о «прозе», идеалом которой в западной литературе XVIII–XIX вв. была референциальная прозрачность. С использованием методов интермедиальных исследований, компаративной поэтики, нарратологии и стилистики прослеживается логика развития этого диалога. Если роман воспитания, роман карьеры, натуралистический роман развивались под знаком «восстания индивида против идеализма» (Лукач), то модернистский роман стремится вернуть индивида в интимное пространство «я» и абстрактной спекуляции. Модернистский литературный герой, как правило, испытывает «ужас перед историей» и пытается укрыться от грохота техники и катастроф, от влияния «орнамента масс» (Кракауэр) в мифе, архетипах, кодах других искусств. Таким утопическим пространством для Дж.Джойса, В.Вульф, А.Жида, Г.Гессе, Т.Манна, Т.Бернхарда становится музыка, которая реализуется ими под влиянием романтической идеи «абсолютного», автономного искусства, выражающего незримое и (не)возможное. Музыка выполняет в таком контексте функцию поэтологического кода, при этом конкретные воплощения диалога романа с музыкой принимают разные формы, от имитации старинных жанров (фуга, пассион) до современных стилей (джаз, атональная музыка). Влияние музыки приводит к усложнению структуры романа, к созданию герметичного стиля, превращению процесса чтения в расшифровку партитуры. Новизна исследования состоит в уточнении типологии музыкально-литературного диалога, а на историко-литературном уровне — в выявлении семиотических, эпистемологических и поэтологических оснований модернистской квазимузыкальной прозы, разработавшей на пути деконструкции буржуазного романа собственные эквиваленты музыкальных приемов и стилей.</p>2023-12-15T00:00:00+03:00Copyright (c) 2023 Вера Владимировна Котелевскаяhttps://languagejournal.spbu.ru/article/view/17571«В последний раз» Гильермо Мартинеса: латиноамериканский бум и его оценка через 60 лет2023-12-18T18:43:59+03:00Анастасия Юрьевна Миролюбоваst005603@spbu.ru<p>В статье предпринята попытка проследить общую динамику развития латиноамериканской литературы до и после латиноамериканского «бума» через призму недавно вышедшего романа Г.Мартинеса «В последний раз» (2022). Литература латиноамериканского бума затмила в глазах исследователей, издателей и читателей произведения, появившиеся после. Цель статьи — воссоздать общую картину развития латиноамериканской литературы до и после него, осмыслить процессы, протекающие в испано-американской литературе в течение последних 60 лет, и подвести им итог. Автор полагает сам бум завершающим этапом поисков самобытности и демонстрирует последующий поворот к «неприкрытому» реализму и постомодернизму, связанный с отказом от архаической мифопоэтической модели, отражающей инаковость, но не дающей точек соприкосновения с историческим процессом. Недавно вышедший роман Мартинеса «В последний раз» представляется неким прощанием, попыткой взглянуть на «золотое поколение» издалека, ровно через 60 лет, с точки зрения уже устоявшейся на континенте постмодернистской модели. Мартинес видит в писателях бума заговорщиков, а в их книгах — некие «пароли». Эти заговоры и пароли могут быть осмыслены как утверждение (и оправдание) своей особой реальности с помощью специфического мифопоэтического или магического кода. В статье рассматривается реакция последующих поколений на «магический реализм»: овнешнение мифа и магии, перекодирование мифологем в неприкрытую реальность, переоценка их с точки зрения этики и, наконец, внедрение собственных смыслов в общую конфигурацию западного постмодерна.</p>2023-12-16T00:00:00+03:00Copyright (c) 2023 Анастасия Юрьевна Миролюбоваhttps://languagejournal.spbu.ru/article/view/17572Стерн и Яковлев: к рецепции Лоренса Стерна в России2023-12-18T18:44:00+03:00Мария Равильевна Ненароковаnfo@imli.ru<p>Статья посвящена малоизвестному эпизоду из истории русско-английских литературных связей. Произведения Л.Стерна, в частности «Сентиментальное путешествие по Франции и Италии», входили в круг чтения образованного российского дворянства, причем «Путешествие» привлекало самых разных читателей. Стерново «Путешествие» положило начало «сентиментальной» литературе путешествий на русском языке, написанной авторами «с заплаканными глазами». Павел Лукьянович Яковлев, забытый в наши дни писатель первой половины XIX в., был автором коротких пьес, повестей, романа, многочисленных журнальных статей, но прославился он своими пародиями. Наиболее известной его пародией является повесть «Чувствительное путешествие по Невскому проспекту», опубликованная сначала в журнале «Благонамеренный», а потом вышедшая и отдельной книгой. Яковлев использовал повесть Стерна как своего рода план, который было легко опознать. Русские читатели могли легко провести параллели между двумя произведениями, поскольку каждый эпизод пародии Яковлева вызывает в памяти соответствующий эпизод из повести Стерна. Заимствование структуры Стерновой повести помогает развитию сюжета. Яковлев также использует различные художественные средства, определенные словарь и синтаксис, которые присущи произведениям Стерна. Книга Яковлева представляет собой монолог главного героя, в который включены услышанные им разговоры в кофейнях, лавках, в гостях у знакомых. Как и текст Стерна, она принадлежит «устной культуре», культуре салонов. В повести Яковлева есть три плана: создание литературной оболочки, удерживающей внимание читателей; пародия на сентиментальное путешествие как литературный жанр; изображение сцен из жизни литературного Петербурга.</p>2023-12-16T00:00:00+03:00Copyright (c) 2023 Мария Равильевна Ненароковаhttps://languagejournal.spbu.ru/article/view/17573Жозеф де Местр и Петр Чаадаев: культурный трансфер католических идей2023-12-18T18:44:01+03:00Марина Викторовна Пантинаpantinamarina@gmail.com<p>Влияние Жозефа де Местра на П.Я.Чаадаева считается подтвержденным фактом, однако до сих пор не был проведен текстологический анализ заимствований в «Философических письмах». Проблематика данной темы заключается в многообразии интерпретаций мысли савойского философа в России, приводящей к парадоксальной возможности приходить к противоположным выводам, основываясь на одних и тех же произведениях де Местра. Им вдохновлялись и консервативные мыслители, и Чаадаев, произведения которого воспринимались современниками как оппозиция теории официальной народности. Для исследования этой проблемы использована методология изучения рецепции М.Эспаня, предполагающая возможность создания нового семантического значения при восприятии идеи в ином культурном или политическом аспекте. В данной статье мы сосредотачиваемся на стратегиях Чаадаева при интерпретации мысли де Местра и значимых различиях, которые возникают при адаптации идей савойского философа для читателей «Философических писем». Новизна исследования заключается в сопоставительном анализе текстов двух авторов, что позволяет уйти от констатации самого факта заимствования к его специфическому использованию, характерному для Чаадаева и эпохи создания произведения в России. При данном подходе фокус исследования смещается на текст реципиента и восприятие мысли савойского философа в конкретном историческом контексте. Автор статьи приходит к выводу, что и Чаадаев, и де Местр совпадали в своих воззрениях на влияние раскола на развитие России, считая его пагубным. Однако для де Местра перспектива синтеза между Востоком и Западом представляется возможной в случае, если Россия примет католичество. С точки зрения Чаадаева, такая возможность уже упущена, что придает его мысли пессимистическое звучание.</p>2023-12-16T00:00:00+03:00Copyright (c) 2023 Марина Викторовна Пантинаhttps://languagejournal.spbu.ru/article/view/17574Мировое признание Чехова в рецепции русского зарубежья2023-12-18T18:44:02+03:00Андрей Дмитриевич Степановa.d.stepanov@spbu.ru<p>В статье рассматривается один из аспектов мирового признания творчества Чехова — его восприятие русской эмиграцией первой волны (так называемым русским зарубежьем). На большом материале газетных и журнальных публикаций, в том числе ранее не вводившихся в научный оборот, автор показывает, как характерное для начала 1920-х гг. ощущение, что «Чехов устарел», постепенно сменялось удивлением перед его мировой славой. То, что писатель, правдиво изобразивший русский быт рубежа веков, получил признание в других странах, а также эмигрантской молодежи, не знавшей старой России, казалось критикам парадоксом и требовало объяснения. Эти объяснения рассматриваются в статье. Одни авторы указывали на необыкновенную точность деталей реальной жизни, что позволяло читателям и зрителям во всем мире воспринимать чеховские пьесы и рассказы как источник знаний о России. Другие подчеркивали совершенство формы и уподобляли эти произведения музыкальным партитурам. Были и те, кто, подобно некоторым советским литературоведам, воспринимал Чехова как пророка революции. Наиболее важными для чеховедения остаются экзистенциальные интерпретации Чехова — в «пессимистическом» и «оптимистическом» ключе. Вслед за Л.Шестовым «пессимисты» считали, что писатель всю жизнь убивал человеческие надежды, «оптимисты» вслед за Д.Философовым и А.Измайловым находили у Чехова всепрощающую жалость и скрытую религиозность. Раскрытию тайной веры писателя была посвящена лучшая эмигрантская публикация о Чехове — книга М.Курдюмова (Марии Каллаш) «Сердце смятенное» (1934). Эмигрантская чеховиана не только остается актуальной для современных интерпретаций Чехова, но и наиболее наглядно представляет широкий спектр часто не совместимых, но при этом вполне допустимых трактовок его текстов. Каждая из этих концепций в отдельности может быть оспорена, но сама возможность их сосуществования, несомненно, показывает неисчерпаемость чеховского творчества и объясняет мировую славу писателя.</p>2023-12-16T00:00:00+03:00Copyright (c) 2023 Андрей Дмитриевич Степановhttps://languagejournal.spbu.ru/article/view/17584В поисках центра: апории Бога на протезах2023-12-18T18:44:04+03:00Ульрих Фрёшлеulrich.froeschle@tu-dresden.de<p>В статье на примере популярных сегодня идеологических концепций транс- и постгуманизма рассматривается способность литературы изображать и осмыслять возможности и проблемы, возникающие при развитии и конструировании будущего. Показано, как эта, казалось бы, научная идея была представлена, а также деконструирована в художественных текстах задолго до того, как трансгуманизм укрепился в качестве идеологии. Литература позволяет разыграть ситуацию до конца — или до другого конца, что открывает узкоспециализированные научные темы для более широкого обсуждения за пределами башни из слоновой кости: отталкиваясь от эссе Г.фон Клейста «О театре марионеток» (1810), где автор на примере танцующих механических кукол задается вопросом о человеческом сознании, статья показывает, как художественные тексты остраняют наше обычное восприятие повседневного мира, чтобы заставить задуматься о нем: вторая часть «Фауста» Гёте, в которой изображается Гомункул, роман Ф.Т.Маринетти «Футурист Мафарка» (1909) с летающим искусственным человеком, крупное эссе Э.Юнгера «Рабочий» (1932) о современной сериализации, роман М.Уэльбека «Возможность острова» (2005) с постчеловеческим взглядом на развитие трансгуманизма или роман Г.Бира «Музыка, звучащая в крови» (1985), изображающий непосредственно постчеловеческий мир. В результате анализа художественных текстов автор приходит к неутешительному выводу: похоже, что человек страдает от самого себя. Транс- и постгуманистические идеологии оказываются симптомами, а не избавлением от этих страданий. Трансформацию в постчеловеческие формы жизни можно помыслить как утопию лишь в антропоморфных категориях. Такой форме сознательного бессмертия в свою очередь грозит утопическая скука и мучительное повторение старых конфигураций в вечно новом обличье — что также относится и к трансгуманистическим надеждам.</p>2023-12-18T00:00:00+03:00Copyright (c) 2023 Ульрих Фрёшлеhttps://languagejournal.spbu.ru/article/view/17585«С большим количеством офортов»: Вторая Камчатская экспедиция как мультимодальный дискурс в дневниках Г.В.Стеллера и графическом романе Т.Э.Бака*2023-12-18T18:44:05+03:00Анна Арсеньевна Ширбановаanyashirbanova@yandex.ruКсения Николаевна Дергуноваksushadergunova0911@gmail.comИван Андреевич Делазариivan.delazari@gmail.com<p>Литературные инкарнации Второй Камчатской экспедиции под руководством В.Беринга рассматриваются в статье как стадии мультимодального дискурса, соответствующего важному тренду литературной эволюции на длинной исторической дистанции (XVIII–XXI вв.) — перераспределению удельного веса между словесным и изобразительным модусами оформления и передачи информации. Материалом исследования служат случаи пограничной, кондициональной, по Ж.Женетту, литературности: документальная проза и комикс. Дневники участника экспедиции, немецкого путешественника и естествоиспытателя Г.В.Стеллера, их иллюстрированные книжные версии на трех языках (немецком, английском и русском) и графический роман американского художника Т.Э.Бака по мотивам этих дневников принадлежат разным медиа. Мультимодальность этих медиа (совмещение в них нескольких сенсорно-семиотических каналов передачи информации в рамках одного из художественных медиа) выражена в неравной степени, однако именно она является ключевой особенностью дискурса о Камчатке как на уровне авторской интенции, так и в плане читательского восприятия. В статье анализируется реализация трех основных функциональных типов передачи визуальной информации (картографический, фоно-декоративный и экспериенциальный) в документальном словесном травелоге и в комиксе и обнаруживается, что как в вербальном, так и в графическом модусе прослеживается дискурсивная преемственность соединения этих типов и модусов от Стеллера (1774) до Бака (2013). Рассмотренные в комплексе, книги двух авторов образуют фрагмент особого мультимодального дискурса, формальные и медиальные особенности которого определяются установкой на репрезентацию и передачу опыта изучения неведомых земель. Перед Стеллером как участником экспедиции такая задача стояла непосредственно, но и Бак «наследует» ее в силу дискурсивной инерции, несмотря на то что прагматика научного отчета для него совершенно не актуальна.</p>2023-12-18T00:00:00+03:00Copyright (c) 2023 Анна Арсеньевна Ширбанова, Ксения Николаевна Дергунова, Иван Андреевич Делазариhttps://languagejournal.spbu.ru/article/view/17589Истина и деньги: писательский труд и его оплата в восприятии итальянских писателей XVIII–XIX вв.2023-12-18T18:44:07+03:00Татьяна Викторовна Якушкинаyaku0149@hotmail.com<p>В статье на материале итальянской литературы XVIII–XIX вв. прослеживается взаимосвязь между общественным статусом писателя, его отношением к своему труду и формами вознаграждения за него. В отличие от социологического подхода, который рассматривает проблему «писатель и деньги» преимущественно с позиции читателя, автор как историк литературы рассматривает ее с позиции писателя. Автор показывает, что отношение к литературе как способу зарабатывания денег сопряжено с мировоззренческими сдвигами и изменениями в общественном статусе писателя. В течение XIV–XIX вв. итальянский писатель проходит путь от ученого, обладающего недоступным знанием, наставника и защитника истины, до художника, выражающего настроения и чувства большинства, повелителя толпы и героя масскультуры. Эта эволюция отражается в преобладающем самоименовании людей, причастных к литературным занятиям: letterato-poeta-scrittore-artista. Изменения коснулись также организации и образа жизни литератора: на смену воспетому Петраркой уединению в тиши в романтическую эпоху приходит требование общественной активности, которое в течение XIX в. получает выраженные буржуазные формы. В Италии XVIII в. их стимулирует театр, в XIX в. — журналистика. Под их воздействием не только представители третьего сословия, но и писатели аристократического происхождения принимают идею регулярности оплаты и продажи прав на плоды своего труда. Ослабление возрожденческой идеи о писателе-ученом, отдающем свой интеллектуальный досуг (otium) служению истине, приводит к утверждению идеи о писателе-труженике, реальным показателем успеха которого являются деньги. Эти же институты — театр и журналистика — порождают феномен публики, которая серьезно влияет на понимание задач литературы. С конца XIX в. писатель выстраивает свои взаимоотношения с публикой, опираясь на законы массовой культуры.</p>2023-12-18T00:00:00+03:00Copyright (c) 2023 Татьяна Викторовна Якушкинаhttps://languagejournal.spbu.ru/article/view/17593Курортный нарратив «долгого XIX века» в европейской литературе: топос и сеть2023-12-18T18:44:08+03:00Ольга Николаевна Кулишкинаo.kulishkina@spbu.ruЛариса Николаевна Полубояриноваl.poluboyarinova@spbu.ru<p>Курортная сеть современной Европы складывается на протяжении XVIII–XIX вв. Возникая в разное время (первоначально на территории Англии, затем во Франции, далее в Германии, России), все национальные курортные центры так или иначе воспроизводят единый, воспринятый от римской традиции терм (в результате непосредственного «наследования» либо — как в России — через инонационального посредника) тип организации жизненного пространства. Отдельные сегменты этого единого европейского сетевого пространства, связанные как типологически, так и генетически, в свою очередь могут быть представлены в качестве пучков разнообразных социокультурных взаимосвязей, сетей, возникающих вокруг конкретных курортных «персонажей» (как пример — литературно-писательская сеть курортного Баден-Бадена). Наконец, ещеодин тип сетевых связей, соотносимых с курортным пространством Европы, — его литературные репрезентации, сеть курортных текстов, нарративизирующих тот сложный коннотативный комплекс, который культурное сознание нового времени соотно-сит с курортным топосом. В статье в опоре на идею «памяти жанра» М.М.Бахтина и с использованием методологии сетевого анализа прослеживаются некоторые моменты оформления этой европейской литературной сети на протяжении XIX в. Исследование позволило выделить два важных кластера в европейском художественном курортном нарративе — линию Тобиаса Смоллетта и линию Вальтера Скотта. В итоге продемонстрировано, как данные линии объединяются за пределами XIX в. в творчестве В.Г.Зебальда.</p>2023-12-18T00:00:00+03:00Copyright (c) 2023 Кулишкина О.Н., Полубояринова Л.Н.